Powered By Blogger

четверг, 21 февраля 2013 г.

С одного смешного ресурса..



Поработай ручкой...
Привозят чела с острым приступом аппендикса. Чел скрючен болью в очень сложную фигуру, хатха-йоги отдыхают в коридоре. Если серьезно, то в подобной ситуации человек действительно испытывает страшную боль, от чего плохо соображает.
Случай был на редкость тяжелым, человека надо было срочно резать, поэтому одежду с него срывали буквально на ходу, на каталке по пути в операционную. Параллельно «нежные» руки врачих пытались разогнуть его в более-менее удобную для надрезания позу. От этого боль и без того сильная становилась совсем нестерпимой, пациент орал так, что гестаповцы тоже отдохнули бы в коридоре, рядом с хатха-йогами.
Наконец ему вкололи что-то, боль приутихла, мышечный спазм слегка рассосался, чел на операционном столе распрямился до приемлемой позиции.
На сцене появляются две страшные, как сметный грех, медсеструхи. Одна держит в руке шприц, другая, как вы наверно уже догадались, бритвенный прибор жуткого вида.
Итак, человек, с острейшим приступом аппендикса, скрюченный болью, лежит на оперстоле и сквозь болешоковый туман слышит странную просьбу: «Слышь, ты, больной! Подержи хозяйство, подбрею...». В ослепительном свете операционной сверкнула бритва… С жутким хрустом срезались волосы, а пациент, ухватив «хозяйство» правой рукой, даже про боль позабыл на какое-то время. Так разволновался...
После акта бритья над ним нависла та что со шприцем: «Ну-ка, голубчик, поработай-ка ручкой, а то что-то вен не видно...»
Напоминаю диспозицию.
На оперстоле лежит чувак, скрюченный от боли… с «хозяйством» в правой руке! А тут вам поработай-ка ручкой...
Как вы думаете что бедняга начал делать? Правильно! В какой руке «хозяйство» было, той он и заработал, как положено. Садисты в белых халатах прямо завыли от хохота и восторга. Нашлись кадавры, которые даже подбадривать начали, мол давай скорей, пока наркоз дадим, успеешь разок… Чел от боли и обиды аж заплакал.
Под веселый хохот врачей на заплаканное лицо улеглась наркозная маска и… операция прошла успешно.
Про шутки...
Подвыпившая компания, Новый Год. Пока резали салаты, один уснул. Парни решили приколоться, взяли сосиску, вставили ему в ширинку, так чтобы торчала. Просят его жену зайти, посмотреть, мол посмотреть "как он там?".
Крик, грохот. По её словам:
— Вхожу, лежит муж, из ширинки торчит… И кот ЭТО грызёт! Я кричу, кот хватает, убегает С НИМ в зубах. Обморок…
Про садик...
Знакомая рассказала. Сдаёт она своё чадо в детский сад. Первый раз и для неё и для него. Идут, по дороге — даются различные указания по поводу подчинения старшим, ни с кем не ругаться, всех слушаться ну и т. д. Приходят, она быстренько отбегает в сторону чтобы полюбезничать с воспитательницей и возвращаясь к ребенку передаёт его в руки воспитателя (или нянечки?) А сама отходит в сторону и смотрит, вытирая скупую слезу. Няня берёт ребенка под руку и подводит к рядам раздевалочных шкафчиков:
— Ну, — говорит, — выбирай себе шкафчик, который больше нравится.
У ребёнка на лице кризис, легкое помешательство, потом бросает тоскливый взгляд на мамку и протягивает ручку к шкафчику «с грушей».
Дальше все офигели — он залазит в шкафчик, робко прикрывает за собой дверку и жалобно так говорит:
— Прощай, мама...
Няня в шоке, мама в ужасе...
Про белку...
Мы тогда жили рядом с лесом. В одно прекрасное и вполне обычное утро, наша соседка Галина, как водится, пошла на работу. Необычным было то, что по дороге она нашла на земле замёрзшую белку (мы потом так и не выяснили, с какой целью она её подобрала. Может на чучело, может на воротник или же по принципу "в хозяйстве всё сгодится"). В общем, отнесла она белку домой, а сама уехала на работу. Сын к тому времени уже был в школе, а муж в этот день из командировки возвращался. Через пару часов заглядывает в отдел начальник и говорит нам, что звонит Галкин муж с какими-то странными вопросами, мол всё ли с его женой в порядке, не заметили ли мы чего-нибудь странного и просит срочно отправить её домой.В общем, оказалась та белка отнюдь не мёртвой, а очень даже живой. Отогрелась в квартире и решила, что она тут хозяйка. А Галя наша, себе на беду, с утра блинов напекла и записку мужу оставила. Белка те блины по всей квартире на просушку и развесила. Особенно расстаралась в коридоре на лосиных рогах. Ну а когда дверь в квартиру стала открываться - спряталась.
А теперь представьте состояние мужа: дома неделю не был, заходит, а там... БЛИНЫ ВЕЗДЕ и записка "Дорогой, это для тебя!"
Про Новый год...
Новогодняя елка на местной телестудии.
Причем - действо в прямом эфире. Дети на елке - в основном - сотрудников ТВ и обслуги. Дед Мороз объявляет всякие номера, загадки задает:
- Вот очаг, но он - картина... К нам выходит?
Умные дети орут:
- Буратино!
Перед выходом матрешек Дед объявляет- загадывает:
- Высоко вздымая ножки, нам станцуют...
Тишина. Надо сказать:
- Три матрешки.
Но никто не знает. Дед снова:
- Высоко вздымая ножки, нам станцуют?
Тонюсенький девичий голос:
- Мандавошки?!
Все в ауте... Особенно телезрители.
Про американца...
Гуляю пешком с только-что приехавшим американцем по славному городу Сиднею. Останавливаемся на пешеходном переходе, я жму кнопку на светофоре и стоим, ждем зеленого. Как обычно, кнопка тихонько бикает, а когда зажигается зеленый - раздается призывная трель, дескать, можно переходить. Америкос и спрашивает:
- А зачем еще и звуки издавать, вон ведь зеленый горит, и так видно.
- Как зачем, - говорю, - для слепых.
После тяжких раздумий чувак выдает:
- А у нас слепым не разрешают водить автомобили...
Про котёнка...
В больнице у нас работал хирург-проктолог, страстный кошатник по-совместительству. Как-то мы с ним возили его породистого кота на свадьбу к такой же породистой кошечке моих знакомых.
После этого прошло определенное время, и вот я с результатом этой свадьбы, милым рыжим котенком на руках захожу к нему в смотровую.
У дока идет прием. В позе унижающей мужское достоинство, со спущенными до колен штанами стоит мужик. Меня он не видит, т. к. стоит спиной к двери. Доктор в перчатках приготовился к манипуляциям. В это время он замечает меня с котенком. Лицо его принимает умиленное выражение:
- Боже, какая прелесть!
Видели бы вы, как рванул к выходу мужик, подтягивая на ходу штаны!
В этой больнице его больше не видели.
Про любовника...
Был у одной девушки любовник. Эта девушка его периодически посещала, а он затем довозил ее на мотоцикле за остановку до дому. Затем она садилась на троллейбус и доезжала до дому - конспирация. И вот однажды возвращается она домой поддатая, а муж ее спрашивает:
- Где была?
Жена:
- На работе...
- Нет, я спрашиваю - ты где была?
- На работе, ну, подумаешь, чуть выпила - у подруги день рождения был...
- Врешь. Ты на чем домой приехала?
- На троллейбусе.
- А почему тогда в каске?!..
Подругам она потом рассказывала, что люди в троллейбусе на нее как-то странно смотрели, а она думала, что у нее юбка слишком короткая и всю дорогу ее поправляла.
Про медведя...
Учился на географическом факультете МГУ, на одной из лекций по геологии нам лектор рассказал историю из его практики, когда они со студентами в тайгу ездили на лето. Далее рассказ от лица лектора:
По собственному опыту знаю, что неожиданная, хотя и прогнозируемая, встреча с медведем вызывает такой страх, что способность мыслить логически и совершать обдуманные поступки куда-то исчезает.
Итак, геолог и рабочий идут по узкой тропе. Неожиданно за поворотом сталкиваются нос к носу с медведем. Бежать поздно. Геолог выхватывает пистолет (кстати, оружие выдается не для защиты от зверей, а "для охраны спецчасти" - "секретных" топографических карт). Бах, бах, бах!
Медведь недоуменно смотрит, поворачивается и уходит. Геолог, переведя дух, осматривает место сражения. Но ни капли крови на земле нет. Геолог поворачивается к рабочему:
- Слушай, не мог же я с трех метров промазать?
Рабочий (саркастически):
- Стрелял бы - не промазал. А ты выхватил пистолет и во все горло: "Бах! Бах! Бах!"

пятница, 15 февраля 2013 г.

проблема пидо и педо..

Уже год-полтора вовсю несецца, аки птица-тройка, по всем СМИ и прочим заборам популярная игра: поймай педофила..
Кто-то на этом просто развлекаеццца..
Кто-то на этом делает денег, шантажируя и тех и иных..
Кто-то просто дрочит на это всё..

Нет тут проблемы..
Не напрягайтесь так, человеки..
Не нать бить в колокола и дудеть в фанфары..

Поглядите на себя самих..

Не выращивайте пидорасов и не будет педофилов.
И из себя тоже..
Не растите.

Угу?.

и, нахуя вы так живете? для чего? смысл?

Давно уже заметил, а последне время напрягло это, что аж нажрался, аки долбоеб..

Практически ВСЕ ВЫ, при разговоре с вами, имеете, вне зависимости от внешнего вида, зачастую неестественного, страх.. в глазах.. в коже.. в себе..
Многие пытаются спрятать его за агрессией..
Взгляд - ожидающе-проверяющий..
Вдруг, я скажу чонить НЕ ТО, про вас самих, ваше пальто, зубы или хвост..
ВЫ ВСЕ ждете только похвалы, только позитивно-задорно-ура-припеваючи-хвалящих слов..
Бля, как ВЫ ВСЕ заебались уже жить в этом страхе, страхе ожидания простой критики, даже не критики, а реального отношения..
Вам даже проще, если вас просто пошлют нахуй..
НО!
Не дай бох ктонить разрушит ваш тупой пиздежъ\имидж..
Критиковать - НИЗЗЯ!
Говорить - как есть - низзя!
Поэтому и пиздИте друг другу, называя друг друга - друзьями..
И носите платья, различные..
А чо нет то?
Раз платье, два платье, нижнее белье не так важно..

Угу..

Сидят эдак пара обоссано-обосранных, зубы черные, гнилые, лошадиный хуй доедают, и разговаривают:
1. Колян, клевые мы с тобой люди.. И еда у нас есть.. И хуй вот, опять же.. Даже два..
2. Правда, Ленк, ты такая клевая, красивая и воще.. Приятная..
1. Колян, я тебя так люблю!..
2. И я тебя, Ленк, так люблю, аж не знаю, как сказать!..

Самостоятельные.Уважаемые. Любящие. Любимые. Люди. Бля.

пятница, 8 февраля 2013 г.

все писатели бухают?

— Я прочитал у Ивана Бунина, что рыжие люди, если выпьют, — обязательно покраснеют…
— Ну, так что же?
- Как то есть, «что же»? А Куприн и Максим Горький — так те вообще не просыпались!..
— Прекрасно. Ну, а дальше?
- Как то есть «ну, а дальше»? Последние, предсмертные слова Антона Чехова какие были? Помните? Он сказал: «Ихь штербе», то есть «я умираю». А потом добавил: «Налейте мне шампанского». И уж тогда только — умер.
— Так-так?..
— А Фридрих Шиллер — тот не только умереть, тот даже жить не мог без шампанского. Он знаете как писал? Опустит ноги в ледяную ванну, нальет шампанского — и пишет. Пропустит один бокал — готов целый акт трагедии. Пропустит пять бокалов — готова целая трагедия в пяти актах…
— Так-так-так… Ну, и…
Он кидал в меня мысли, как триумфатор червонцы, а я едва-едва успевал их подбирать. «Ну, и…»
— Ну, и Николай Гоголь…
— Что Николай Гоголь?..
— Он всегда, когда бывал у Панаевых, просил ставить ему на стол особый розовый бокал…
— И пил из розового бокала?
— Да. И пил из розового бокала.
— А что пил?
— А кто его знает! Ну, что можно пить из розового бокала? Ну конечно, водку…
И я, и оба Митрича с интересом за ним следили. А он, черноусый, так и смеялся, в предвкушении новых триумфов…
— А Модест-то Мусоргский! Бог ты мой, а Модест-то Мусоргский! Вы знаете, как он писал свою бессмертную оперу «Хованщина»? Это смех и горе. Модест Мусоргский лежит в канаве с перепою, а мимо проходит Николай Римский-Корсаков, в смокинге и с бамбуковой тростию. Остановится Николай Римский-Корсаков, пощекочет Модеста своей тростью и говорит: «Вставай! Иди умойся и садись дописывать свою божественную оперу «Хованщина»!
И вот они сидят: Николай Римский-Корсаков в креслах сидит, закинув ногу за ногу, с цилиндром на отлете. А напротив него — Модест Мусоргский, весь томный, весь небритый, — пригнувшись на лавочке, потеет и пишет ноты. Модест на лавочке похмелиться хочет: что ему ноты! А Николай Римский-Корсаков с цилиндром на отлете похмеляться не дает…
Но уж как только затворяется дверь за Римским-Корсаковым — бросает Модест свою бессмертную оперу «Хованщина» — и бух! в канаву. А потом встанет — и опять похмелятся, и опять — бух!.. А между прочим, социал-демократы…
— Начитанный, ч-ч-черт! — в восторге прервал его старый Митрич, а молодой, от чрезмерного внимания, вобрал в себя все волосы и заиндевел…
— Да, да! Я очень люблю читать! В мире столько прекрасных книг! — продолжал человек в жакетке. — Я, например, пью месяц, пью другой, а потом возьму и прочитаю какую-нибудь книжку, и так хороша покажется мне эта книжка, и так дурен я кажусь сам себе, что я совсем расстраиваюсь и не могу читать, бросаю книжку и начинаю пить: пью месяц, пью другой, а потом…
— Погоди, — тут уж я его прервал, — погоди. Так что же социал-демократы?
— Какие социал-демократы? Разве только социал-демократы? Все ценные люди России, все нужные ей люди — все пили, как свиньи. А лишние, бестолковые — нет, не пили. Евгений Онегин в гостях у Лариных и выпил-то всего-навсего брусничной воды, и то его понос пробрал. А честные современники Онегина «между лафитом и клико» (заметьте: «между лафитом и клико»!) тем временем рождали мятежную науку и декабризм… А когда они, наконец, разбудили Герцена…
— Как же! Разбудишь его, вашего Герцена! — рявкнул вдруг кто-то с правой стороны. Мы все вздрогнули и повернулись направо. Это рявкал Амур в коверкотовом пальто. — Ему еще в Храпунове надо было выходить, этому Герцену, а он все едет, собака!..
Все, кто мог смеяться, — все рассмеялись: «Да оставь ты его в покое, черт, декабрист ...уев!» — «Уши ему потри, уши!» — «какая разница — в Храпуново ехать или в Петушки! Может, человеку захотелось в Петушки, а ты его гонишь в Храпуново!» Все вокруг незаметно косели, незаметно и радостно косели, незаметно и безобразно… И я — вместе с ними…
Я повернулся к жакетке и черным усам:
— Ну допустим, ну разбудили они Александра Герцена, причем же тут демократы и «Хованщина» и…
— А вот и притом! С этого и началось все главное — сивуха началась вместо клико! разночинство началось, дебош и хованщина!.. Все эти Успенские, все эти Помяловские — они без стакана не могли написать ни строчки! Я читал, я знаю! Отчаянно пили! Все честные люди России! а отчего они пили? — с отчаяния пили! Пили оттого, что честны! оттого, что не в силах были облегчить участь народа! Народ задыхался в нищете и невежестве, почитайте-ка Дмитрия Писарева! Он так и пишет: Народ не может позволить себе говядину, а водка дешевле говядины, оттого и пьет русский мужик, от нищеты своей пьет! Книжку он себе позволить не может, потому что на базаре ни Гоголя, ни Белинского, а одна только водка, и монопольная, и всякая, и в разлив, и на вынос! Оттого он и пьет, от невежества своего пьет!
Ну, как тут не придти в отчаяние, как не писать о мужике, как не спасать его, как от отчаяния не запить! Социал-демократ — пишет и пьет, и пьет, как пишет. А мужик не читает и пьет, пьет, не читая. Тогда Успенский встает — и вешается, а Помяловский ложится под лавку в трактире — и подыхает, а Гаршин встает — и с перепою бросается через перила…
Черноусый уже вскочил, и снял берет, и жестикулировал, как бешеный, — все выпитое подстегивало его и ударяло в голову, все ударяло и ударяло… Декабрист в коверкотовом пальто — и тот бросил своего Герцена, подсел к нам ближе и воздел к оратору мутные, сырые глаза…
— И вы смотрите, что получается! Мрак невежества все сгущается, и обнищание растет абсолютно! Вы Маркса читали? Абсолютно! Другими словами, пьют все больше и больше! Пропорционально возрастает отчаяние социал-демократа, тут уже не лафит, не клико, те еще как-то добудились Герцена! а теперь — вся мыслящая Россия, тоскуя о мужике, пьет не просыпаясь! Бей во все колокола, по всему Лондону — никто в России головы не поднимет, все в блевотине и всем тяжело!..
И так — до наших времен! вплоть до наших времен! Этот круг, порочный круг бытия — он душит меня за горло! И стоит мне прочесть хорошую книжку — я никак не могу разобраться, кто отчего пьет: низы, глядя вверх, или верхи, глядя вниз. И я уже не могу, я бросаю книжку. Пью месяц, пью другой, а потом…
— Стоп! — прервал его декабрист. — А разве нельзя не пить? Взять себя в руки — и не пить? Вот — тайный советник Гете, например, совсем не пил…
— Не пил? Совсем? — черноусый даже привстал и надел берет. — Не может этого быть!
— А вот и может. Сумел человек взять себя в руки — и ни грамма не пил…
— Вы имеете в виду Иоганна фон Гете?
— Да. Я имею в виду Иоганна фон Гете, который ни грамма не пил.
— Странно… А если б Фридрих Шиллер поднес бы ему?.. бокал шампанского?..
— Все равно бы не стал. Взял бы себя в руки — и не стал. Сказал бы: не пью ни грамма.
Черноусый поник и затосковал. На глазах у публики рушилась вся его система, такая стройная система, сотканная из пылких и блестящих натяжек. «Помоги ему, Ерофеев, — шепнул я сам себе, — помоги человеку. Ляпни какую-нибудь аллегорию или…»
- Так вы говорите: тайный советник Гете не пил ни грамма? — я повернулся к декабристу. — А почему он не пил, вы знаете? Что его заставляло не пить? Все честные умы пили, а он — не пил? Почему? Вот мы сейчас едем в Петушки, и почему-то везде остановки, кроме Есино. Почему бы им не остановиться и в Есино? Так вот нет же. Проперли без остановки. А все потому, что в Есино нет пассажиров, они все садятся или в Храпунове, или во Фрязеве. Да. Идут от самого Есино до самого Храпунова или до самого Фрязева — и там садятся. Потому что все равно ведь поезд в Есино прочешет без остановки. Вот так поступал и Иоганн фон Гете, старый дурак. Думаете, ему не хотелось выпить? Конечно, хотелось. Так он, чтобы самому не скопытиться, вместо себя заставлял пить всех своих персонажей. Возьмите хоть «Фауста»: кто там не пьет? Все пьют. Фауст пьет и молодеет, Зибель пьет и лезет на Фауста, Мефистофель только и делает, что пьет и угощает буршей и поет им «Блоху». Вы спросите: для чего это нужно было тайному советнику Гете? Так я вам скажу: а для чего он заставил Вертера пустить себе пулю в лоб? Потому что — есть свидетельство — он сам был на грани самоубийства, но чтоб отделаться от искушения, заставил Вертера сделать это вместо себя. Вы понимаете? Он остался жить, но как бы покончил с собой, и был вполне удовлетворен. Это даже хуже прямого самоубийства, в этом больше трусости, и эгоизма, и творческой низости…
Вот так же он и пил, как стрелялся, ваш тайный советник. Мефистофель выпьет — а ему хорошо, старому псу. Фауст добавит — а он, старый хрен, уже лыка не вяжет. Со мною на трассе дядя Коля работал — тот тоже: сам не пьет, боится, что чуть выпьет и сорвется, загудит на неделю, на месяц… А нас — так прямо чуть не принуждал. Разливает нам, крякает за нас, блаженствует, гад, ходит, как обалделый…
Вот так и ваш хваленый Иоганн фон Гете! Шиллер ему подносит, а он отказывается — еще бы! Алкоголик он был, алкаш он был, ваш тайный советник Иоганн фон Гете! И руки у него как бы тряслись! Итак, за здоровье тайного советника Иоганна фон Гете?